Участники онлайн-конференции обсудили кризисную ситуацию в мировой энергетике, оценив влияние пандемии COVID-19, повлекшей сокращение спроса на энергию, падение стоимости нефти и газа, уменьшение инвестиций в проекты. Во время дискуссии также поднимались вопросы сотрудничества в сфере регулирования цен на нефть, внедрения новых практик на основе цифровизации, возможных сценариях, связанных с изменением энергетического баланса.
Предлагаем ознакомиться с некоторыми высказываниями, прозвучавшими от спикеров в ходе онлайн-конференции.
Об уроках и последствиях кризиса
Александр Новак,
министр энергетики РФ:
— Как в будущем будут учитываться интересы потребителей и производителей, какой будет переход в энергетике, будут ли возобновляемые источники энергии доминировать в будущем? На мой взгляд, обмен мнениями по этим вопросам мы можем начать уже сегодня, несмотря на то что кризис еще не закончился, и существует много неопределенностей. Я скажу несколько мыслей на этот счет. Что касается уроков кризиса, мне кажется, есть важных три вещи, на которые нужно обратить внимание, и я остановлюсь на них более подробно.
Во-первых, несмотря на то что мировая экономика столкнулась с беспрецедентным шоком (в том числе связанным с развитием отраслей, поведением рынков, снижением спроса, изменением образа жизни в течение этих месяцев), несмотря на меры, принимаемые правительствами многих стран по предотвращению распространения коронавируса, — энергетика оставалась устойчивой. Топливно-энергетический комплекс, охватывающий достаточно широкий спектр и большое количество отраслей — нефтегазовый сектор, угольную энергетику (угольная промышленность), электроэнергетику, нефте- и газопереработку (переработка нефти и газа), и, конечно же, новые источники энергии — несмотря на жестокий кризис, который мы наблюдали в марте — апреле, энергетика показала возможность сохранения своей устойчивости. Услуги по предоставлению электроэнергетики, качественных нефтепродуктов, угля и продуктов переработки — все это продолжало работать в непрерывном режиме. Понятно, что даже при падении мировой экономики на 5% энергетика пострадала, как одна из основных отраслей. Спрос снизился. В апреле мы наблюдали, наверное, самый худший период, когда спрос на продукцию нефтепереработки упал на 28–30%.
Наиболее пострадавшие отрасли — это авиаперевозки, автомобильные перевозки, сектор развлечений, туризм, ресторанный бизнес, малый и средний бизнес. Энергетика тоже пострадала, объем инвестиций сократился. По отрасли объявлено о сокращении инвестиций на 30%. Тем не менее отрасль осталась устойчивой.
Второй вывод, который стоит сделать, заключается в том, что мы, конечно же, будем переживать изменение структуры энергетической отрасли. Взгляды и прогнозы, которые делались ранее на развитие мировой энергетики, будут существенно скорректированы. Это касается, в первую очередь, изменения образа жизни. Я думаю, жители планеты в ближайшее время меньше будут передвигаться на автомобильном транспорте или авиатранспорте, восстановление будет не таким быстрым, с достаточно медленным выходом на показатели, которые были до кризиса. Мы видим, что предстоит изменить прогнозы, связанные со структурой энергопотребления в мире и выработкой энергии. Если ранее планировалось, что к 2040-му году доля углеводородов сократится на 10% (с 85% до 75%), то сейчас, на мой взгляд, прогнозы пересмотрят, и эта доля будет гораздо меньше. Кроме того, мы увидим бурное развитие современных IT-технологий, интернета, цифровых технологий, облачных технологий, что наложит свой отпечаток на энергетику. Больше станут потреблять электроэнергию, при этом меньше будет вырабатываться из углеводородных источников, больше — из возобновляемых источников энергии (ВИЭ). Многие компании, страны, правительства заявляют о том, что работа, например, в удаленном режиме — это навсегда. И мы слышали заявления компаний-операторов фейсбука, твиттера, которые говорили о том, что в течение ближайших несколько лет 50% сотрудников продолжат работать в режиме удаленки. Это очень важно, поскольку изменяет образ жизни, образ работы, а значит, компании поменяют свои стратегии.
И третий вывод — последствия. Если ранее мы видели достаточно серьезное изменение политики в области климата и активизацию движения в сторону зеленой энергетики, то сегодня эта динамика приобретает еще больший характер давления на энергетическую отрасль.
Сергей Брилев,
модератор, президент ассоциации«Глобальная энергия»:
— Даже несмотря на то что из-за падение потребительского спроса те же электромобили вряд ли будут покупаться в таких количествах, как предсказывалось?
Новак: — Знаете, несмотря на кризис, несмотря на то что цены упали — был момент, когда цены на нефть, газ и уголь были ниже в три раза, чем до кризиса (то есть производство электроэнергии из ВИЭ стало менее конкурентоспособным, чем ранее) — правительства многих стран и крупные энергетические компании еще больше усилили политику на инвестиции и будущее внедрение «зеленых» технологий. Мы видим, как усиливаются требования к отчетности, к снижению выбросов, к технологиям, которые внедряются. Мы видим заявления некоторых стран, особенно европейских, к 2050 году выйти на углеродную нейтральность. Этот усилившийся тренд придется учитывать в развитии энергетики при обсуждении энерго-перехода.
Об энергетическом балансе
Брилев: — Александр Валентинович, я хотел бы у вас одну вещь уточнить. Мы в ассоциации «Глобальная энергия» внимательно следили за дебатами, которые шли в Европе, по поводу атомной энергетики. Сейчас во время кризиса, возьмем, к примеру, Германию, — она против «коричневой экономики», против развития АЭС. Но те же поляки заявляют о своем желании продолжать добывать уголь (добыча угля). В последнее время активно обсуждались вопросы дальнейшего развития атомной энергетики, перспективы которой четко расписаны в недавно утвержденной Энергетической стратегии РФ на период до 2035 года. Аналогичных взглядов, между прочим, придерживаются в Великобритании.
Что касается возобновляемой энергетики, она в Энергетической стратегии сверстана вместе с гидрогенерацией, такое ощущение, что по остаточному принципу. Раньше у нас утверждалось, что ветряки и солнечные станции — это для удаленных районов. И такие примеры мы знаем — ВИЭ в Башкирии, под Горно-Алтайском. Если говорить об отношении к ВИЭ в Европе, то там достаточно большой разнобой мнений, не говоря уже обо всем мире. Вот на таком фоне придется вести подготовку к конгрессу в Санкт-Петербурге, где, по идее, мы должны общаться на одном языке, представлять одну позицию, а все приезжают со своими собственными повестками.
Новак: — Сергей, вы правильно задаете вопрос. Он фактически касается того, каким, по сути, должен быть энергетический баланс. Каждая страна выбирает его наиболее оптимальным, исходя из своей специфики. Но я думаю, что каждая страна ставит задачу обеспечения собственной энергетической безопасности, то есть максимально иметь ресурсы, которые бы позволяли не зависеть от импорта энергетических ресурсов, не зависеть от импорта электрической энергии. Мы видим это практически во всех энергетических стратегиях. Что касается структуры выработки, то она по миру везде очень разная. Во Франции, например, 85% составляет атомная энергетика. Германия поставила себе задачу полностью перейти на ВИЭ, в скандинавских странах сильно развита
гидроэнергетика, как и в Латинской Америке. Что касается России, то я считаю у нас очень диверсифицированный энергетический баланс, наверное, один из лучших в мире. У нас присутствуют практически все виды: производство энергии из газа составляет около 50% в балансе, 18% — это выработка электроэнергии из атомных электростанций, гидрогенерация — 17%, уголь — 20%. У нас очень диверсифицированный баланс, позволяющий развивать все сектора ТЭК, и не зависеть от одного сектора. Что касается ВИЭ, то мы развиваем этот сектор и, кстати, не только в изолированных территориях, хотя сейчас стало эффективным менять дорогие дизельные или мазутные установки в северных регионах на ВИЭ. Но мы при этом развиваем ВИЭ в единой энергетической системе (ЕЭС) — 6 тыс. МВт в ближайшее время будут введены в рамках ЕЭС в Краснодарском крае, подобный проект готовится к запуску в Калмыкии. Поэтому мы будем развивать этот сектор, чтобы иметь опыт работы с таким оборудованием именно в РФ, а также чтобы формировать компетенции в части экспорта этой продукции, потому что она конкурентоспособная и высоко маржинальная.
Единой стратегии нет
Анджела Уилкинсон,
генеральный секретарь и главный исполнительный директор, Мировой энергетический совет (Великобритания):
— Сейчас мы переживаем, прежде всего, человеческий, гуманитарный кризис. Мы видим новую реальность, о которой также сказал министр Новак. Это новая реальность, в рамках которой происходит величайшее перераспределение капиталов, реструктуризация энергетического сектора, появляются новые подходы к ведению бизнеса. Кризис COVID-19 подчеркнул важность энергетического сектора в жизни абсолютно каждого человека на этой планете. Я хотела бы поделиться результатами уникального исследования нашего глобального сообщества, а именно о воздействии COVID-19 и последствиях кризиса, которые мы сейчас переживаем.
Брилев: — Как МИРЭС видит воздействие коронавируса на энергетику?
Анджела Уилкинсон: — Для нас коронавирус — это очень серьезный шок. И этот шок происходит не в вакууме. Мы видим возможность объединить усилия всех участников Мирового энергетического совета и вместе найти выход из этой ситуации, которая, нужно сказать, развивается быстро, непредсказуемо и весьма непонятно. Мы вынуждены более широко рассматривать то, что происходило до кризиса, и сравнивать с тем, что происходит сейчас. И, конечно, мы должны подумать о будущем. Можно выделить сразу три стресса — социальный, экономический и экологический. Глобальная экономика и до пандемии находилась не в лучшей форме. Многие энергетические компании говорили о том, что чувствуют на себе рецессию. Изменение климата привлекало к себе все больше внимания. Мы боролись за защиту среды, наблюдали снижение вредных выбросов. Мы видели подъем так называемой социальной повестки, говорили о создании ценностей, которые должны находиться ближе к конечному потребителю. Происходил сдвиг восприятия лидерства, которое становилось более ориентированным на клиента. Кроме того, ощущалась важность постоянного воздействия социальных последствий. Мы понимали, что в целом ситуация начинала развиваться гораздо быстрее. Именно поэтому важно помнить, что коронавирус происходит не в вакууме, он на самом деле ускоряет ранее существовавшие проблемы.
Брилев: — МИРЭС может сказать о текущей ситуации, какие выводы вы сделали за последние несколько месяцев, находясь в новой реальности коронавируса?
Анджела Уилкинсон: — Наше экспертное сообщество активно изучало текущую ситуацию. Представители более 100 стран участвовали в этом исследовании. Мы спросили их, как они ощущают на себе влияние коронавируса. Проанализировав ответы, можно сказать, что сейчас мы находимся в ситуации неопределенности, турбулентности и крайней неясности. Конечно, мы учимся выходить из этой ситуации, видим, что благополучие сотрудников остается явным приоритетом для большинства компаний энергетического сектора. В рамках исследования мы выявили, что более половины компаний намерены сократить капитальные затраты. Безусловно, это повлияет на энергетический переход, о том же говорят и крупные компании, и стартапы, и предприниматели. Кроме того, компании, буквально четыре из пяти, намерены радикально уменьшить финансовые затраты, включая сокращение капиталовложений и операционных расходов. При этом важно помнить, что 40% компаний уже сократили операционные расходы по меньшей мере на 10%. Это серьезные значения, которые приведут к серьезным последствиям, — 1/3 компаний, участвовавших в опросе, сообщили, что будут вынуждены сокращать персонал, хотя и попытаются сохранить его по максимуму. При этом 80 компаний существенным образом сместили инвестиции в сторону цифровизации, операционной деятельности, исследований, связанным с новыми разработками. Многие намерены больше внимания уделять защите экологии, социальной ответственности и совершенствованию корпоративного управления. Таким образом, нынешний кризис уже серьезнейшим образом повлиял на энергетический сектор. Но, как я полагаю, самые плохие последствия кризиса мы еще не почувствовали, мы находимся только в самом начале. И вне всякого сомнения, это серьезный стресс для всей глобальной энергетической системы.
Брилев: — Как вы думаете, что нужно сделать, чтобы энергетика вырвалась из тисков кризиса?
Анджела Уилкинсон: — Я боюсь, что одной единственной стратегии нет. У каждого должна быть своя стратегия, ведь у каждого собственная уникальная ситуация. Кризис по-разному чувствуется в различных секторах и странах. Но у нас должен быть набор общих альтернатив и сценариев, чтобы мы могли разрабатывать эти стратегии эффективно, поскольку так много факторов неопределенности.
О цифровизации
Брилев: — Цифровизация. До нее ли сейчас? Ведь лишние расходы.
Павел Ливинский,
председатель правления и генеральный директор, ПАО «Россети»:
— Цифровизация — это преобразование самой логики не только технологических, но и бизнес-процессов. Она обусловлена появлением не только новых технологий, но и изменением потребительского поведения. Цель цифровизации — придать системе гибкости и адаптивности к вызовам, при этом сохранить надежность и доступность предоставляемых услуг. В процессе нужно учесть интеграцию технологических решений будущего. Это крайне важно. Система должна принимать сигналы, быть прозрачной как для производителя, включая микрогенерацию и ВИЭ, так и для потребителя. Это идеальная картина цифровой трансформации, к которой мы идем шаг за шагом.
Брилев: — Для тех, кто не погружен, приведу самый простой пример. Раньше, если происходил обрыв линии, то физически идут мужики, зимой в ушанках, которые смотрят, где там оборвалось. А сейчас вы цифровым образом можете понять, где это произошло. Ну, это такой самый простой пример…
Павел Ливинский: — Фактически, да. Это дистанционные сервисы, которые позволяют системе быстро самовосстанавливаться, выводить аварийные участки сети в ремонт, наиболее оптимально и быстро подавать нагрузку, восстанавливать электроснабжение потребителей в кратчайшие сроки. Действительно, уже не просто система управляется человеком, а человек следит за отклонениями в работе системы, реагирует только на внештатные ситуации. Все остальное автоматизировано. Создан цифровой язык общения, когда устройство общается с устройствами.
О том, что будет дальше
Леонард Бирнбаум,
член правления, E. ON;
главный исполнительный директор, Innogy;
председатель комитета по исследованиям, Мировой энергетический совет (Германия):
— Должен признаться, что не знаю, как будет выглядеть мир через 100 лет. Мы почти всегда ошибались, когда пытались заглянуть за горизонт 5 лет, пытаясь спрогнозировать, что произойдет в энергетике. Но, как бы то ни было, мы знаем точно, что необходимо инвестировать в инновации, и это никак не меняется, даже несмотря на эпидемию COVID-19. Позвольте привести несколько примеров. Во-первых, мы будем видеть переход к водородной энергетике, в частности, к водородному топливу. Мы уже это видим. Более того, мы будем видеть развитие систем аккумуляторов, которые обеспечат устойчивость энергосистем. Мы будем видеть переход от угольной генерации к более чистым источникам топлива, в частности, к газу в Германии. Тут даже не политическая воля играет роль, сколько экономическая логика. И мы — такие компании, как E. ON — должны комбинировать: инновации, ВИЭ. Мы должны четко понимать, что сможем контролировать свое будущее, если проведем полную цифровизацию.
Что изменилось на фоне эпидемии COVID-19? Во-первых, это было сильным потрясением для нас. Но помимо потрясения мы увидели определенные сомнения на пути инноваций, на пути новых технологий. Господин Новак сказал о взрыве в развитии новых технологий. Уверен, что этот процесс продолжится, технологическое развитие будет идти вперед. Если вы хотите снабжать человечество еще 100 лет энергетикой и энергией, необходимо понять, как это делать.
О водородной энергетике
Новак: — Вообще, тема водородной энергетики абсолютно правильная и очень перспективная. Я к ней отношусь очень внимательно. Кстати, мы в России занимаемся очень серьезно этими вопросами вместе с нашими компаниями, с такими как «Росатом». В перспективе водородная энергетика, по оценкам экспертов, может составить в энергобалансе от 7% до 25%. На сегодняшний день два основных способа, которые рассматриваются, используются при выработке водорода: из газа — «голубой» водород, а также из воды (путем электролиза) — «зеленый» водород. Акцент сейчас больше идет в сторону «зеленого». Конечно, это даст дополнительно новые рабочие места, поскольку будет меняться баланс в энергетике, будут создаваться дополнительные источники энергии.
Брилев: — Но будет же какой-то переходный период?.. Пока одно не заработало, а другое — уже должно быть отменено.
Новак: — Все будет постепенно корректироваться, я не думаю, что это будет резкий переход. Так же, как и в возобновляемых источниках энергии. Основная проблема водородной энергетики — водород будет использоваться не только как топливо, но и как хранитель энергии. У нас на сегодняшний день одно из решений, которое не достигнуто и считается в качестве прорывного, — создание современных накопителей. Водородная тематика может использоваться только в том случае, когда есть солнце, ветер, которые вырабатывают электроэнергию, её будут использовать, в том числе, и для выработки водорода. И это, конечно, будет постепенный переход, постепенная диверсификация энергетического баланса, диверсификация рабочих мест, новых технологий… Это очень перспективное направление.
Брилев: — Раз уж речь пошла о водородной энергетике… Мы говорим о том, что у нас будет больше рабочих мест завтра, или мы следуем классическому рецепту, сохраняем рабочие места сегодня? Есть ли здесь противоречия?
Леонард Бирнбаум: — В Германии было очень развито производство угля, и производство энергии из угля. Но сейчас это не так. Мы пришли к выводу, что важно сохранять то, что экономически выгодно и важно. Речь не о том, можем ли мы затормозить развитие водорода, чтобы сохранить добычу угля. Вопрос в том, что сохраняет экономическую конкурентоспособность. Именно так мы будем развиваться. Я уверен, что водородная энергетика начнет развиваться, но это будет лишь часть энергетического баланса. Что касается угля, я думаю, он будет сохранять свои позиции или терять их постепенно в зависимости от конкурентоспособности. Мы не можем защитить угольную отрасль исключительно политическими мерами.
О сотрудничестве и протекционизме
Хелима Крофт,
управляющий директор и руководитель отдела стратегии на глобальных сырьевых рынках, направление глобальных исследований, RBC Capital Markets (США):
— Один из важнейших уроков, который мы извлекли во время пандемии — это необходимость совместной работы, сотрудничества, в том, что касается технологических, производственных, сбытовых цепочек, экологической безопасности, продовольственной безопасности. Сейчас многие страны осознали свою зависимость. В апреле были очень низкие цены на нефть, и это не работало ни для одной страны. Многие государства почувствовали, как тесно связаны. Они объединили усилия для стабилизации рынков. Да, сработала ОПЕК+, но для этого присоединилась и группа двадцати — G20. В глазах всех была подтверждена необходимость совместной работы для стабилизации рынков в интересах как потребителей, так и производителей. Некоторые производители, такие как США, присоединились к этому процессу, они в одиночку не смогли бы справиться. Другие также вынуждены принять участие. Так что, несмотря на страшную человеческую трагедию, которой обернулась пандемия COVID-19, мы увидели некоторые положительные изменения в таких отраслях, как энергетика. Лидеры этого сектора объединили усилия для того, чтобы способствовать инвестициям, развитию.
Брилев: — Я слушаю вас и радуюсь. Если бы не некоторые сложности с «Северным потоком-2»…Но не буду сейчас об этом говорить, я хочу вернуться к министру Новаку. Александр Валентинович, вы можете утверждать, что механизм ОПЕК+, точнее, уже ОПЕК++, становится на века?
Новак: — Тут нужно, наверное, согласиться, во-первых, с тем, что развитие пандемии и тот шоковый сценарий, который мы наблюдали, привели к тому, что страны показали новый уровень кооперации между собой. Если раньше мы в рамках ОПЕК+ стремились к балансировке рынка, объединяя усилия 24 стран, то сегодня на конференции ОПЕК+ и G20, проходившей 10 апреля, практически все министры стран, входящих в «двадцатку», подтвердили, что готовы также принимать участие в необходимых действиях, чтобы балансировать. Понятно, что они не присоединились чисто формально из-за своего законодательства, потому что оно не позволяет участвовать в ОПЕК+, тем не менее, они выразили готовность поддержать соглашение, в том числе и рыночными методами. И это действительно важно.
Брилев: — То есть у американцев тоже сработало, хоть и рыночными методами?..
Новак: — С американцами на тот момент у нас был интенсивный диалог, практически ежедневный. Мы даже вместе обсуждали возможность принять регуляторные меры о сокращении добычи на уровне отдельных штатов. Федеральное законодательство США не позволяет принимать такие решения, а на уровне штатов можно. Это маркер того, что ситуация несколько изменилась, и кооперация все же возможна. Но я бы хотел сказать о том, что вы заметили по поводу «Северного потока-2». К сожалению, протекционистские меры сохранились даже во время кризиса, и они не накладывают положительный отпечаток на развитие ситуации. Мы это видим по тем заявлениям, по тем законам, которые разрабатываются в США, что, конечно, совсем не позитивно играет на то, чтобы вместе принимать усилия по восстановлению мировой экономики, по развитию рыночных инструментов, по устойчивой энергетике, по обеспечению энергией.
Брилев: — Да-да, об этом нельзя забывать, потому что мы здесь сидим, рассуждаем — так и эдак, — а у 2 млрд человек лампочки нет.
Новак: — Есть разные уровни развития энергетики. Европа, как я уже говорил, стремится выйти на безуглеродную экономику, но, например, эти 2 млрд человек не имеют ни угольной, ни газовой энергетики. По сути, это новые рынки, которые готовы использовать любые доступные для них источники энергии, чтобы обеспечить себя.
Хелима Крофт: — Если мы говорим о политике протекционизма, то должны учитывать различные аспекты: защищенности цепочек поставок, защищенности и изоляции в сфере медицинских технологий. Безусловно, мы вынуждены защитить себя от последующих возможных кризисов, может быть, от второй волны коронавируса. Что касается энергетики, замечательно, что мы видим ситуацию, когда президент Трамп очень сильно критикует ОПЕК и ОПЕК+ на протяжении многих лет, и говорит, что, наверное, нужно прекратить существование этой организации, называет ее картелем. Но сейчас мы слышим того же американского президента, который, по сути, призывает ОПЕК к сокращению добычи и к более эффективному сотрудничеству, к заключению сделки, называя ее прекрасным и полезным механизмом. Таким образом, у нас тут двойственный подход. Но, что касается энергетики, мне кажется, здесь все же наблюдается переход к сотрудничеству. И, прежде всего, в защите инвестиций. В США поняли, что нужно сотрудничать с другими странами, создавать стимулы для инвестиций в ключевых отраслях, которые создают рабочие места. Будет интересно наблюдать, что произойдет дальше.
